Исполненные заявки

[Тапочки Имаеши]

1. мидоака, тейко, душевая, взаимная мастурбация, мидорима не может расслабиться и кончить, 500 слов

2. аомине/кисе или химуро/кисе, приводить в чувство перебравшего кисе, 474 слова

3. АоСаку. Сакурай тайком листает журнал, забытый Аомине, за этим Аомине его и застает...

4. мидорима/такао, юст и легкий фетишизм со стороны Мидоримы, узнает или нет Такао - на усмотрение автора

5. реверс-ау или как это правильно называется: Светом Куроко стал Кисе, а не Аомине (в принципе, неважно, полное АУ или Куроко к Кисе "ушел")

6. Такао уговаривает Мидориму на игрушку (пробка, виброяичко) + хочу мидориму-инициатора с игрушкой. Типа новый уровень доверия и т.п.

7. кагакура, смена раскладки в процессе или что-нибудь на ключ "фестиваль"

8. Имаао, арт

---

0-1. Исполнение вне паровозика. Анон хотел Имаёши/Ханамия, джен или церебральный секс.

0-2. Исполнение вне паровозика: помогать ртом снять с пальца кольцо (кагами помогает тацуе, можно наоборот)

@темы: Выполненное

Comments

[Гость]

мидоака, тейко, душевая, взаимная мастурбация, мидорима не может расслабиться и кончить, 500 слов

— Это очень просто, Шинтаро, — Акаши поднимает руку и касается пальцем его подбородка. — Сначала дотронься до него.

Палец скользит вниз: по невольно дернувшемуся кадыку, по груди, по животу, по редким волоскам в паху — и вдоль по члену, до самой головки. Шинтаро трясет, несмотря на льющуюся сверху горячую воду.

— Вот видишь, это легко. Просто повторяй за мной.

Шинтаро повторяет, насколько получается: мажет кончиками дрожащих пальцев по губам, стирает ладонью остатки пены с живота. Рука застывает над членом.

— Ну же. Я знаю, ты хотел этого.

Шинтаро действительно хотел. Он сбился со счету, сколько раз представлял эту сцену, сколько раз она ему снилась. Шинтаро закрывает глаза. Может, это еще один сон?

Так легче. Он опускает руку и касается члена. Почти такой же, как у него. Немного короче, немного толще. Точно так же кожа тонким бархатом скользит под ладонью.

— Вот видишь, ничего страшного. — Акаши стискивает его член и с силой проводит ладонью от основания до головки. — Просто повторяй за мной.

Шинтаро повторяет. Вслед за Акаши трогает головку, находит щель на ней и ласкает пальцем. Теребит яички. Большой палец задевает колючие волоски, и Акаши неровно выдыхает.

Шинтаро открывает глаза. Зря. Между приоткрытых губ Акаши скользит кончик языка, на щеках заметный румянец. Акаши сосредоточенно смотрит на член в своей ладони, и до Шинтаро внезапно доходит реальность происходящего. Все вокруг вдруг кажется слишком настоящим, слишком объемным. Капли горячей воды выбивают на плечах бешеный ритм, под кончиками пальцев ощущается каждая венка на члене, и дыхание Акаши почти обжигает грудь. В паху оглушительно бьется пульс.

А вдруг ему не понравится? Вдруг Шинтаро сделает что-то не так?

Шинтаро пытается вспомнить, говорилось ли что-нибудь в сегодняшнем гороскопе об этом — и не может. Ни единого слова из предсказания на ум не приходит.

Он же все испортит…

Возбуждение постепенно отступает. Замедляется пульс, и член, который только что распирало от крови, начинает опадать.

Акаши поднимает на Шинтаро внимательный взгляд.

— Тебе не нравится?

От мысли, что Акаши обидится, становится еще хуже.

— Нравится. Просто это… слишком взаправду.

Акаши хмурится, потом понимающе улыбается и толкает его к стене.

— Закрой глаза Шинтаро.

Почему-то это больше не работает — не получается представить, что это сон. Шинтаро все равно не может побороть нервозность. Лопатки неприятно упираются в твердую плитку. Рука на вялом члене скорее причиняет боль, а не удовольствие.

— Пожалуйста, давай поменяемся, — просит Шинтаро.

На секунду задумавшись, Акаши соглашается. Становится у стены там, где стоял Шинтаро. Запрокидывает голову. Говорит:

— Просто делай, как делал я.

И Шинтаро делает. Снова: ладонью от паха к головке, царапнуть щель, помять яички. То осторожно, то с силой, как делал Акаши.

Акаши прикрывает глаза, облизывает губы. Видно, как двигается его кадык, когда он сглатывает. Слышно, как утяжеляется его дыхание. Член в ладони еще тяжелеет и увеличивается, и Акаши вдруг хватается за Шинтаро.

— Не останавливайся. Только не останавливайся, ты все правильно делаешь, — Акаши почти просит. Хрипло и прерывисто. — Сейчас, я почти… Сейчас…

Он кончает Шинтаро в руку, больно сжимая пальцами его предплечья. На мгновение прислоняется лбом к груди — и Шинтаро будто током бьет.

Когда Акаши отстраняется, его живот испачкан спермой.

[Гость]

аомине/кисе или химуро/кисе, приводить в чувство перебравшего кисе.

Это был день рождения Кисе. Тайга был приглашен, Ацуши тоже, а каким образом оказался приглашен сам Тацуя, он так и не понял.
Не сказать, чтобы он сильно был этим расстроен — вечеринка удалась на славу, хоть Тацуя и потратил с полчаса, размышляя, где все еще несовершеннолетний Кисе умудрился достать столько алкоголя. Но потом ему налили еще, и Тацую перестало волновать все, кроме содержимого его стакана. Ровно до тех пор, пока он не очутился в ванной в обнимку с почти висящим на нём Кисе.
— Химуро-оччи, — Кисе был весь мокрый и жаркий, пах алкоголем, чипсами и дорогим парфюмом и, кажется, с трудом соображал, где он находится.
— Химуроччи, — беспомощно и удивленно повторил он, почти уткнувшись носом в плечо Тацуи, когда тот усадил его на бортик ванны и включил воду в раковине, заткнув пробкой слив. — Что ты делаешь?
— Собираюсь тебя утопить, пока никто не видит, — хмыкнул Тацуя, следя, как набирается вода.
Кисе рассмеялся, откинув голову, и, покачнувшись, едва не упал в ванную — Тацуя едва успел его схватить. Плечо под его пальцами было твердым и горячим, мокрая от пота ткань футболки липла к пальцам, и так же лип к нему мутный и тяжелый взгляд Кисе, раз за разом облизывающего пересыхающие губы.
Зрелище завораживало, и Тацуя поспешно отвел взгляд, выключая воду.
— Ты красивый, Химуроччи, — неожиданно серьезно сказал Кисе, и Тацуя подавился очередным вдохом. А Кисе, кажется, понесло:
— Очень, очень красивый, никогда бы не подумал, что у Кагамиччи такой красивый брат, но ты не думай, Кагамиччи не урод, просто он другой, не такой, как ты, хотел бы я тебя...
Тацуя, чувствуя, как щеки заливает стыдным жаром, поспешно схватил Кисе за шиворот и макнул головой в ледяную воду. Он совсем не был уверен, что хочет услышать продолжение.
Пять, семь, десять...
Он выдернул захлебывающегося Кисе из воды и, не дожидаясь очередного «Химуроччи!», макнул снова. И снова. И еще раз, пока Кисе не возмутился:
— Хватит, Химуроччи! Иначе я решу, что ты действительно хочешь меня утопить! Что скажут остальные, если ты притащишь мой труп?
— Скажут «Наконец-то!», — съязвил Химуро, протянув ему полотенце.
— Ты злой, Химуроччи, — невнятно пробурчал Кисе сквозь махровую ткань. Накинул полотенце на голову и поднял на Тацую трезвый и внимательный взгляд:
— Спасибо.
— Не за что, — Тацуя отвел глаза, старательно не смотря на облепленные мокрой футболкой плечи и грудь Кисе. После едва не сказанного это почему-то казалось важным — не смотреть, не видеть, вообще отвернуться, и, черт, у Кисе, оказывается, не одно зеркало в ванной!
В отражении было прекрасно видно, как Кисе плотно сжал губы и сощурился, а потом порывисто шагнул вперед, прижавшись грудью к спине Тацуи Тот застыл, чувствуя себя то ли женой Лота, то ли Орфеем, к которому Эвридика пришла сама. Обернешься — превратишься в соляной столб, не обернешься — вечно будешь думать, не оставил ли ты позади что-то важное, и жалеть об упущенных возможностях.
Что ж, одну ошибку в раскаленном от солнца Лос-Анджелесе Тацуя уже совершил. Второй он не допустит.
Губы у Кисе твердые и горячие.

[Гость]

АоСаку. Сакурай тайком листает журнал, забытый Аомине, за этим Аомине его и застает...

Край журнала завладел его вниманием ещё в начале тренировки - когда Аомине, как всегда опаздывавший, толкнул Сакурая на выходе из раздевалки, буркнув что-то невразумительное. Гордость почти не пострадала, но царапина осталась. И он бы в жизни не стал задумываться, что это такое, если бы Аомине не стал поспешно запихивать этот несчастный журнал в сумку, воровато оглянувшись на дверь (Сакурай сумел скрыться почти вовремя).

Любовь новой звезды баскетбольного клуба Тоо к красавице Май-чан была общеизвестным фактом, а потому Сакураю стало любопытно: что же такого там напечатано, что это нужно скрывать? Так что, когда ему на глаза попалась эта треклятая сумка, самым естественным желанием на свете было сунуть руку в наружный карман... Если бы Сакурай знал, какой ящик Пандоры вытащит, то... то, наверное, всё равно бы это сделал - что греха таить. Уж больно ему было любопытно.

В журнале Аомине Май-чан не было. А было... в общем, совсем не Май-чан. Совсем. Пока Сакурай растерянно смотрел на мускулистое загорелое тело в ярко-белых с позволения сказать... трусиках, раскрывшееся ровно посередине журнала, от шока у него разом отключились слух, разум и чувство опасности, а потому упавшая на него тень стала внезапной. Как и тяжёлая рука, сгрёбшая его за шею.

- Интересно? - выдохнули над ухом.

- Я... я... - пискнул Сакурай. Его ноги словно примёрзли к полу, а так же внезапно вернувшийся инстинкт вопил: "Бежать! Бежать немедленно!"

- Можешь взять почитать, я сегодня добрый! - великодушно предложил насмешливый голос. Рука убралась с плеча и вслед за тяжёлыми шагами послышался стук захлопнувшейся двери.

Сакурай медленно осел на пол и закрыл глаза. Что-то ему подсказывало, что всё только начинается.

[Гость]

мидорима/такао, юст и легкий фетишизм со стороны Мидоримы, узнает или нет Такао - на усмотрение автора
450 слов, рейтинга нет.

Такао просто передает ему бинт, Мидорима забирает катушку, на доли секунды коснувшись чужой руки. Указательный палец немедленно прошивает разряд статического электричества. Такао чувствует это тоже - он немедленно обвиняет Мидориму в том, что тот бьется током.
Это всего лишь эпизод после тренировки, каких было - и будет - великое множество, но он почему-то врезается в память. Статическое электричество поджидает Мидориму, и каждый раз, вздрагивая от колкой боли, он думает о пальцах Такао - о том, что успел почувствовать. Теплая, сухая и чуть шершавая кожа. Сломанный - или обгрызенный - ноготь, царапнувший ладонь Мидоримы.
Он начинает присматриваться к рукам Такао на площадке и в школе. Узнает, что тот старается бороться с вредными привычками - пару раз одергивает себя, потянув палец ко рту.
Узнает, что Такао не всегда может справиться - однажды тот неловко пытается поймать мяч, упускает его, ломает ноготь и тут же запихивает палец в рот. Мяч врезается Мидориме в грудь.
Он не может осознать произошедшее еще несколько минут, а в следующий раз, получив удар статического электричества, Мидорима представляет себе губы Такао, сжатые вокруг пальца - прямо поверх бинтов.
Сердце заходится так, будто Мидорима только что ушел с поля. В ушах звенит. Голова кружится, под закрытыми веками только Такао. Его губы. Его пальцы.
Мидорима спускает в штаны, стоит коснуться паха в попытке их хотя бы расстегнуть.
Стоит признать - у него оральная фиксация.
После этого Мидорима начинает вести подсчет. Тринадцать раз за тренировку Такао прикусывает нижнюю губу. Пять раз - облизывается. Один раз закусывает большой палец в задумчивости.
Мидорима дрочит в душевой на эти данные, одновременно сгорая от желания потрогать губы Такао и стыдясь этого.
Такао ломает ногти в среднем два раза в неделю. Возможно, ему стоит есть больше кальция. И нужен крем для рук от шершавой кожи. И что-нибудь для губ, смотреть страшно на них.
Мидорима прижимается лбом к своему шкафчику и пытается не думать о руках и губах Такао.
- Опять ноготь сломался, - недоуменно говорит причина его проблем, хлопнув дверцей совсем рядом.
- Дай посмотреть, - откликается Мидорима - он не выдержит, если Такао снова на его глазах потянет палец в рот, просто не выдержит, и так уже приходится терпеть каменный стояк.
Он протягивает руку, и Такао, не задумавшись, вкладывает в его ладонь свою.
- Еще и палец поцарапал, смотри, - Такао вертит большим пальцем. По ногтю вниз стекают небольшие капельки крови.
Мидорима готов поклясться, что сейчас нечему бить его током, но он все равно чувствует то же самое: зачастившее сердце, вставшие дыбом волосы, холодок по спине.
Рука Такао наверняка проводит электричество. Нужно убедиться более действенным способом, решает Мидорима.
Он проводит языком по пальцу Такао, собирая кровь - тот вздыхает и выдает короткое "Шин-чан" с небольшой запинкой - и сжимает губы, втянув в рот первую фалангу.
На вкус Такао соленый.

[Гость]

реверс-ау или как это правильно называется: Светом Куроко стал Кисе, а не Аомине (в принципе, неважно, полное АУ или Куроко к Кисе "ушел")

- Курокоччи!.. - ловко обогнув стол, Рёта плюхнулся на свободное место.

- Кисе-кун! - Тецуя вежливо поставил на стол стакан ванильного шейка.

- Если бы я не увидел твоё отражение, ни за что бы тебя не заметил! Сегодня была хорошая игра.

- Да, Кисе-кун, - Куроко улыбнулся.

В ответ на его улыбку Кисе буквально просиял, словно выглянувшее из-за горизонта солнышко. А потом неожиданно
стал совершенно серьёзным.

- Я обещал не подвести тебя!

- Я никогда не сомневался в Кисе-куне!

- Знаешь, - Кисе потеребил в руках салфетку, стащенную с подноса Куроко. - Я не думал, что можно настолько
чувствовать другого человека... в игре.

Куроко серьёзно смотрел на него.

- Я тоже, Кисе-кун.

Кисе странно помедлил, словно на что-то решаясь, и вдруг спросил:

- Я слышал, что ты остаёшься после занятий... Оставался раньше, пока не уехал Аоминеччи, - быстро поправился
он. Голос Кисе чуть дрогнул. - Если хочешь... давай как-нибудь сыграем вместе?

- С удовольствием, Кисе-кун, - Куроко смотрел ему прямо в глаза. - Давайте останемся завтра, после уроков.

- Решено! - просиял Кисе и встал. - Ну, бывай!

Тецуя неподвижно сидел, глядя на свой недопитый шейк, и думал о сегодняшней игре. С самого своего выхода на площадку между ним и Кисе словно протянулась невидимая нить: он пасовал, зная, где будет Кисе, и Кисе оказывался именно там, куда Куроко посылал пас. Как именно они чувствовали друг друга, Тецуя не понимал, но волшебное ощущение полной синхронности не проходило - словно бы игра не кончилась и они до сих пор ощущали друг друга, даже на расстоянии. Поэтому когда Кисе появился в "Маджи-бургере", словно ниоткуда, Куроко даже не удивился. Всю дорогу из школы у него в голове звучал голос Кисе: "Будь моей тенью, Курокоччи!", и только сейчас Тецуя наконец понял, что это означает. Провожая взглядом стремительно удалявшуюся фигуру человека со светлыми - солнечными - волосами, Тецуя неслышно ответил:

- Буду.

[Гость]

Пишет Гость:

07.03.2014 в 01:32

мидотака, Такао уговаривает Мидориму на игрушку (пробка, виброяичко) + хочу мидориму-инициатора с игрушкой. Типа новый уровень доверия и т.п.
около 2200 слов

начало

– Это... Э-э...
– Пробка, собственно говоря.
Такао покивал, кусая губы. Он смотрел на пробку, как будто это был не «фаллоимитатор специфической формы, предназначенный для введения в анальное отверстие», а начиненная нитроглицерином капсула.
– Розовая, – заметил он.
– Цвет имеет значение?
Такао замотал головой.
Мидорима перевел взгляд на часы и сдержал вздох.
– Тебе со мной стало скучно, Шин-чан? – выдержав еще одну долгую паузу, спросил Такао.
Мидорима шевельнул бровью.
– Я хотел сказать... Мне нравится все, что мы делаем вдвоем, – зачастил Такао, вскидывая поголубевшие глаза. – Ты самый лучший, Шин-чан, с тобой так здорово, но я никогда раньше не... э-э...
– Не пользовался фаллоимитатором?
Такао шумно выдохнул и запустил пальцы в волосы.
– Я принял душ и произвел необходимые гигиенические процедуры, – подумав, понял его Мидорима. – Приобрел смазку и подготовил средство защиты. Презервативы, собственно говоря. Второй – на случай, если...
– Процедуры, – растерянно перебил Такао.
Мидорима поджал губы.
Такао смотрел на него и отчетливо соображал. Мидорима не торопил его, хотя начал терять терпение.
– Так это... эта...
– Пробка.
– Ага... Она не для меня, что ли?
Мидорима передвинул пробку по крышке стола, как игровую фигурку.
– Тебе нужно ввести ее. В анальное отверстие. Мое, собственно говоря.
Такао моргнул и приоткрыл рот.
– Мне самому неудобно, – пояснил Мидорима и все-таки вздохнул. Разговор оказался труднее, чем предполагалось.
Он пристроил глянцевый квадратик со средством зашиты поверх такого же, переложил поближе к бутылочке со смазкой и не донес руку до переносицы.
И так раскрасневшийся, Такао залился румянцем до самого ворота футболки, округленные глаза сияли, как озерная вода в солнечный день.
– Шин-чан хочет... – начал он тонким голосом и сбился.
– Шин-чан хочет, – подтвердил Мидорима и слабо улыбнулся. Такао засмеялся, нервно, но радостно, как будто удачной шутке.
– Я хочу понять, что ты чувствуешь, – успокоил его Мидорима. – Ты так кричишь, когда я тебя... – он задумался, подбирая слово, но Такао покраснел еще сильнее, и Мидорима удовлетворенно кивнул. – Собственно говоря, я решил разнообразить наши отношения. Но счел невозможным приступать непосредственно к коитусу, поскольку мое анальное отверстие...
– Господи! – взмолился Такао. – Хватит, Шин-чан, я тебя понял!
– Прекрасно.

Мидорима поднялся с пола, распустил пояс и повел плечами, снимая домашнюю юкату. Аккуратно сложил, шагнул к расстеленным футонам и покачнулся.
Такао застыл, обхватив его сзади за шею, словно собрался придушить. Мидорима подождал немного и кашлянул.
– Шин-чан, – жарко выдохнул Такао между лопаток и прижался сильнее.
Мидорима мягко расцепил руки и подтолкнул его в сторону ванной.

Пока Такао расходовал горячую воду, по обыкновению включив слишком сильный напор, что-то ронял и приглушенно ругался, Мидорима улегся поудобнее, подложил под живот приготовленную подушку и постарался расслабиться, раскрыв телефонный справочник на заложенной странице.
Такао явился, когда он дочитывал последнюю строку и был, к собственному удовлетворению, совершенно расслаблен.
Хотя и довольно сильно возбужден.
Как ни странно, торопыга Такао не спешил. Он замер у края футона и дышал так, будто вернулся с пробежки только что, а не полчаса назад.
– Все в порядке? – отложив справочник в сторону, спросил Мидорима и обернулся.
Такао, прижимая к себе смазку, пробку и средства защиты, распустил свободной рукой узел – полотенце зацепилось, повисело и соскользнуло на пол.
Мидорима засмотрелся, потом с сожалением снял очки, положил их на справочник. Откинул простыню и приглашающе похлопал ладонью рядом с собой.
Мутный силуэт Такао издал странный звук, похожий на всхлип. Он шагнул, споткнулся – и на поясницу шлепнулась бутылочка со смазкой.
– Извини, – попросил Такао и не дождался ответа, спикировав следом, как пернатый хищник.

Его руки оказались сразу везде – судорожно гладили плечи и бока, зарывались в волосы, чего Мидорима терпеть не мог, но всегда терпел, и со сдержанной жадностью трогали ягодицы. Ладони обжигали – или это ягодицы были холодными; но совсем скоро в комнате стало жарко, хотя за окном было плюс два, ветер порывистый, скорость пятнадцать метров в секунду, возможен снегопад.
– Такао, – позвал Мидорима и замолчал – голос прозвучал низко и хрипло, как будто принадлежал кому-то другому. Кому впору озвучивать порнографические фильмы. Мидорима внимательно просмотрел четыре ролика и теперь неплохо в этом разбирался.
Такао не ответил – он тяжело дышал в то самое местечко между лопатками, которое словно создано было для его горячих выдохов и лижущих прикосновений, и дрожал.
– Шин-чан, – сказал он срывающимся голосом. – Я не смогу... Я так... так сильно тебя...
– Подрочить тебе? – поразмыслив, предложил Мидорима, и Такао со стоном вдавил его в футон, беспорядочно целуя в шею, в подставленную щеку и ресницы. Щурясь, Мидорима с трудом повернул голову, запустил пальцы в еще влажные волосы и нашел губами его губы.

Они целовались, пока хватало сил терпеть удовольствие, от которого, как всегда, пропадало дыхание. Мидорима ткнулся пылающим лбом в прохладную подушку, вздрагивая и ловя ртом воздух. Такао повел губами вдоль позвонков, сполз ниже. Жесткие пальцы впились в ягодицы, бесцеремонно раздвинули – Мидорима поднял голову, изумленно распахивая глаза, и прикусил согнутый палец.
Мягкие и мокрые, лакающие касания на секунду пропали; Такао пробормотал то ли «такой гладкий Шин-чан», то ли «сладкий», и снова приник к тому месту, которое полтора часа назад было подвергнуто гигиеническим процедурам, включавшим эпиляцию.
И сейчас Такао определенно всхлипывал.
Всхлипы постепенно сменялись непристойными влажными звуками, а движения языка обретали четкий и размеренный темп.
Мидорима выпустил палец изо рта и схватился за подушку.
Тело не слушалось: колени сами собой разъехались шире, он прогнулся в пояснице, и неподготовленное к коитусу анальное отверстие словно зажило собственной жизнью, сжимаясь и податливо раскрываясь навстречу бесстыдным, юрким и ритмичным проникновениям.
Такао всегда был остер на язык, но заподозрить его в таком таланте не приходило в голову. А это определенно был талант – насколько измученный наслаждением и щекоткой Мидорима еще мог судить.

– Довольно, – не выдержал он, когда втиснутый в подушку ноющий член опасно напрягся.
Изводящие толчки прекратились, между сведенных напряжением бедер мазнуло прохладой.
Такао просунул руку под живот и ловко охватил член двумя пальцами у основания, а другой ладонью огладил подтянутые яички.
Мидорима прикусил угол подушки. Непривычно беззащитная кожа оказалась слишком чувствительной, особенно к таким прикосновениям, изучающим и робким одновременно. Как будто Такао не трогал его самыми кончиками дрожащих пальцев, а снова ласкал языком.
– Ты такой голый, Шин-чан... Везде, – выговорил Такао.
Мидорима оставил подушку в покое и попытался поправить очки.
– Я увлекся, – сдержанно признался он и задумался. – Тебе не нравится?
Такао, задыхаясь и всхлипывая, рассмеялся.
– Ты бы только видел себя, – сказал он с нежностью и обнажил головку. Сомкнул пальцы плотнее, повел кулак вверх и снова туда и обратно – идеально правильно, но недостаточно быстро для того, чтобы позволить кончить.
Мидорима зажмурился и опять вцепился зубами в бинты на указательном пальце, стойко выдерживая пытку ненаступающим оргазмом.
Собравшись с силами, отрывисто напомнил:
– Пробка.
Такао огладил напоследок головку большим пальцем и отстранился. Мидорима обмяк, расслабляя плечи.
– Сначала смазку?
– Увлажнить наконечник, ввести на два-три сантиметра, выдавить небольшое количество, – скомандовал Мидорима, процитировав инструкцию.
Такао возился с бутылочкой, возбужденно сопя. Сам Мидорима чувствовал легкое волнение, которое не могло перебить тянущее желание кончить, чего делать было, собственно говоря, слишком рано.
– Так, – подал дрожащий голос Такао. – Готов?
Вместо ответа Мидорима взялся за ягодицу и оттянул ее в сторону.
Такао словно перестал дышать, и Мидорима невольно задержал дыхание.
Наконечник вошел как будто правильно – достаточно глубоко, но не чересчур.
А затем внутри стало прохладно и мокро.
– Ой, – испугался Такао и отдернул руку. Мидорима поморщился. – Многовато получилось.
– Ничего страшного, – терпеливо успокоил Мидорима. – Теперь смажь пробку, но сначала...
– Ага, я уже...
– ...надень на нее средство защиты.
– Черт... Сейчас, Шин-чан, я все сделаю!
Мидорима опустил голову на скрещенные запястья и вздохнул.


URL комментария

[Гость]

Пишет Гость:

07.03.2014 в 01:32

окончание

Спустя несколько томительных секунд он пережидал распирающее проникновение, глубоко дыша носом и считая выдохи.
– Готово, – испуганно прошептал Такао на десятом. – Все получилось, она... там. Ты как?
Мидорима прислушался к себе. Привстал на локтях, попытался пожать плечами – и беззвучно охнул.
– Шин-чан? – встревожился Такао.
– Со мной все в порядке, – успокоив дыхание, заверил Мидорима. Осторожно, упираясь ладонями, встал на колени и выпрямился. Такао прильнул к нему, погладил по спине, обеспокоенно пытаясь заглянуть в глаза.
Мидорима неуклюже развернулся и ухватился за его плечо. Завел руку за спину – основание пробки было на месте. Попробовал ее подвигать; Такао еле успел его подхватить и неясно крякнул, когда Мидорима навалился враз ослабшим телом.
– Все хорошо? – звенящим голосом спросил Такао.
Мидорима смог только кивнуть. Все было хорошо. Абсолютно. Хорошо и ни на что не похоже; даже в те ослепительные секунды, когда Такао кончал, ритмично зажимаясь и вытягивая все до последней капли, не было и вполовину так хорошо, как сейчас.
Кажется, теперь Мидорима понимал, почему Такао кричит, если его как следует...
Он снова непроизвольно сжался и затрясся. Такао обхватил его лицо ладонями и поцеловал в губы, долго и нежно. Мидорима закрыл глаза, послушно отвечая.

Обычно он не тянул – предварительным ласкам отводилось не больше трех минут, а затем Мидорима вламывался одним сильным толчком и пластал подвижное гибкое тело, бьющееся под ним, как пойманная птица.
Сейчас не осталось ни названия тому, что происходило, ни даже мыслей; не было ничего, кроме жажды близости с Такао – как угодно и как можно скорее.
– Я сейчас кончу, – вывернувшись, признался Мидорима.
Такао дышал так же тяжело и облизывал покрасневшие губы. Мидорима опять сжался, быстро опустил руку и передавил основание члена.
– Позволишь мне? – хрипло попросил Такао. Мидорима кивнул, не особенно понимая, с чем соглашается. Такао помог ему улечься на спину и устроился между широко разведенных коленей.

Техникой орального секса Такао владел в совершенстве, в этом Мидорима не раз убеждался с тех пор, как его впервые впечатали в мокрую стенку душевой и показали небо в алмазах, перемежая сокрушительные ласки привычным «Шин-ча-ан», отчего все казалось еще ужаснее и ошеломительней. Или, возможно, дело было не в технике, а в самом Такао – сравнивать Мидориме было не с кем. Но сейчас к знакомой сладкой неге добавился целый букет ощущений, пронизывающих до пальцев ног каждый раз, когда Такао, не переставая размеренно двигать головой, трогал основание пробки.

Сначала он просто раскачивал ее, потом стал имитировать соитие – едва заметно, затем отчетливее. Пробка была не особенно широкой и почти не двигалась, но Мидорима чувствовал себя отдающимся по-настоящему, и не кому-нибудь, а Такао Кадзунари, и от этого внутри все тряслось и переворачивалось.
– Не больно? – сипло спросил Такао.
Мидорима молча приподнялся и вплел пальцы ему в волосы, открывая лоб и заставляя посмотреть на себя. Такао, сияя ухмылкой, умудрился вобрать член обратно в рот. Потянул пробку и вдавил ее одним ввинчивающимся толчком. Мидорима упал на подушку и стиснул зубы, глотая стон.

Когда именно Такао прекратил измываться над его членом, Мидорима толком не заметил. Он потерялся во времени и пространстве и был поглощен скольжением пробки, пошлыми чмокающими звуками и волнами удовольствия, от которого подводило мышцы живота, а под зажмуренными веками багровел горячий туман. Такао откровенно и упоительно трахал его, что-то бормотал и кажется, дрочил себе свободной рукой.
В какой-то момент Мидорима понял, что хочет это видеть, приподнялся на локтях, пьяно мотнул головой, откидывая челку, и вскрикнул от резкого, как боль, ощущения.
Такао остановился и вскинул потемневшие глаза.
Еще, – беззвучно шевельнул губами Мидорима, и его выгнуло новой волной наслаждения, вырвав очередной слабый вскрик.
– Не могу больше, – выговорил Такао, задышал часто-часто и застыл, жмурясь и кривя губы. Мидорима зачарованно следил, как на его блестящем от испарины лице расцветают пятна румянца, как дрожат мокрые ресницы, а губы повторяют, как мантру, его имя.
Он не выдержал, опустил руку на свой член – его пальцы тут же накрыла теплая и скользкая ладонь, прижала крепко, умело повела вверх-вниз.
Другой рукой Такао потянул пробку, извлекая ее полностью, нестерпимо медленно.
Мидорима успел ухватить его за шею, притянуть к себе – и впервые отпустил себя, вскрикивая и содрогаясь, бесстыдно подставляя себя чужому жадному взгляду.

Когда он нашел силы пошевелиться, первым делом увидел глаза Такао – они блестели, как от слез, но искрились привычным лукавством.
– Шин-чан та-ак кричал, – доверительно сообщил он, подперев голову.
Мидорима нахмурился было – и передумал. Ему хотелось не хмуриться, а смеяться.
– Понравилось, – утвердительно сказал Такао.
Мидорима кивнул.
– В следующий раз я воспользуюсь этим, – Такао помахал перед носом розовым пластиковым устройством, похожим на пульт. – Дистанционное управление, – пояснил он и подмигнул. – Шин-чан так завелся, что не дочитал инструкцию?
– Дочитал, – машинально возразил Мидорима, отвлеченно отметив, что Такао не только укрыл его, но и тщательно обтер влажными салфетками. И даже, кажется, напоил холодным супом – во рту до сих пор оставалось приятное послевкусие. – Для чего оно, собственно говоря?
– Включает вибрацию, – Такао выразительно подвигал бровями и закатился смехом.
Мидорима представил, что с ним будет твориться, если использовать вибрацию, потер ноющее горло и слабо улыбнулся.
– Шин-чан слишком чувствительный, – насмешливо пропел Такао и отвел волосы с его лба. Задержал руку, перебирая пряди. Мидорима недовольно повел головой, но остановил себя. Губы Такао растягивала ехидная улыбка, но глаза посерьезнели и смотрели, не отрываясь. – Слишком, – повторил он дрогнувшим голосом.
Мидорима погладил его по щеке, нажал пальцем на кончик носа, как на кнопку звонка.
– В следующий раз мы обойдемся без вибрации.
Такао грустно и смешно сложил брови домиком.
– И без пробки, собственно говоря, – добавил Мидорима, подумав. – Думаю, мое анальное... – он замолчал и потянулся за очками, пристроил их на носу и сразу почувствовал себя увереннее. – Думаю, мне понравилось настолько, что я... – он кашлянул и поправил оправу. – В следующий раз... Ты трахнешь меня, Кадзунари-чан?
Такао округлил глаза. Выбросил вверх кулак, рухнул на спину и с размаху накрыл лицо подушкой.
– Определенно да, – заключил Мидорима, вздохнул и все-таки рассмеялся.


URL комментария

[Гость]

хочу: кагакура, смена раскладки в процессе или что-нибудь на ключ "фестиваль"

Хоси мацури

Они шли совсем рядом – рукав юкаты Куроко то и дело скользил по его руке. За вечер Кагами не раз пожалел о том, что у него нет такой же: кажется, всем было хорошо, кроме него. В сумерках стало прохладнее, но он всё равно промок от пота. Было необычно видеть Куроко в юкате: Кагами больше привык к школьной форме и командным футболкам, но ему шло.

– Скоро начнётся фейерверк, – мечтательно сказал Фукухара. И действительно – стремительно темнело, а улицы становились всё оживлённее, хотя казалось что это в принципе невозможно. Кагами посмотрел на небо: оно было ясным, но звёзд видно не было. Хотя из-за фонарей, расставленных над лотками со всякой снедью, скорее всего и не будет.

Куроко опять исчез – но теперь Кагами знал, где его искать. И точно: край небесно-голубого шёлка мелькнул у стойки с непонятными рисовыми штуками. Кажется, Куроко поставил перед собой задачу перепробовать всё, что встречалось на их пути. Кагами уличная еда не привлекала – съев якитори, он долго с недоумением вертел в руках крошечную палочку, невольно озираясь в поисках Маджи-бургера. К здешним порциям он привыкал с трудом и, видимо, ещё не привык. Светлая голова наконец вынырнула из толпы у стойки, и Куроко привычно материализовался возле него. Повернув голову, Кагами обнаружил, что их окружает море людей, лица которых были ему совершенно не знакомы.

– Эй, а где остальные? – невольно произнёс он, хотя спрашивать это у Куроко было глупо.

– Кажется, мы потерялись, Кагами-кун. – Глаза у Куроко светились – почти так же, как на поле, и почему-то Кагами не сразу смог отвести взгляд от его лица. Вот уже несколько часов он старательно смотрел по сторонам, а тут пришлось. Всё-таки что-то сегодня было… не так, как обычно. – Что ж, придётся нам смотреть фейерверк вдвоём.

От этих слов у Кагами что-то сладко заныло в груди. Вечер внезапно показался уютным и каким-то многообещающим. Когда Рико узнала, что Кагами никогда не был на Танабате, ударный отряд Сейрин был немедленно отряжен исправить эту ситуацию. И то, что сейчас от отряда осталось всего два бойца, почему-то ничего не испортило.

У лотка с разноцветным мороженым лежали какие-то листки. Куроко взял один из них и что-то написал. Кагами до сих пор с трудом разбирал кандзи, но баскетбольный мячик, пририсованный после каскада витиеватых символов, узнал сразу. Иногда Кагами даже завидовал тому, как классно Куроко рисовал такие штуки.

– Что это? – поинтересовался он. Куроко загадочно молчал, а Кагами не настаивал, пока они не дошли до увешанного похожими бумажками дерева. Кажется, ответ не требовался – про тандзаку Кагами уже слышал.

– И что ты загадал? – спросил он, когда Куроко привязал своё пожелание.

Куроко улыбнулся – по-своему, незаметно, но Кагами знал, что это улыбка.

– Если я скажу, то желание не сбудется, Кагами-кун.

[Гость]

Пишет Гость:

07.03.2014 в 19:18

Исполнение вне паровозика.
Анон хотел Имаёши/Ханамия, джен или церебральный секс. С сексом не сложилось, с размером тоже, но джен, да.

134 слова

— Здравствуй, Ханамия-кун, — Имаёши непринужденно облокачивается на спинку скамейки и заглядывает через чужое плечо в книгу.
Айн Рэнд — не самый стандартный выбор для легкого чтения, но очень, очень интересный. Пожалуй, Ханамия-кун действительно заслуживает самого пристального внимания. Как ему и говорили.
Ханамия косится исподлобья, хмурый и недовольный, как сыч на ветке.
— Число «пи» до шестого знака?
— Один четыре один пять девять два шесть пять три… Ой, — безмятежно улыбается Имаёши, — кажется, я увлекся.
Ханамия ухмыляется — остро и весело, разворачивается на скамейке всем телом, видимо, чтобы лучше рассмотреть Имаёши. Тот не против, совсем, даже обходит скамейку, чтобы Ханами было удобнее.
— Хоть одна причина, почему я должен вступить именно в твой клуб?
Имаёши приоткрывает один глаз.
— У нас есть печеньки.
Ханамия вскидывает брови; Имаёши благостно улыбается. Ответ он уже знает: у задачи «Какая сторона темнее темной?» решение только одно.


URL комментария

[Гость]

Пишет Гость:

08.03.2014 в 02:12

ИмаАо, арт

URL комментария

[Гость]

Пишет Гость:

08.03.2014 в 02:30

Исполнение вне паровозика

оргдетали

(по заказу анона-исполнителя заявки анона 2).
заявка-вне-паровозика: помогать ртом снять с пальца кольцо (кагами помогает тацуе, можно наоборот)

Чё-та я один пункт довольно вольно истрактовал - но я не смог придумать иной контекст, прости миня, анончик!
3-й, да? Раз выполнил заявку 2-го?

Ворнинг: описывает (в том числе) не самые романтические аспекты взаимополовых отношений.

Когда Тацуя так делал, у Тайги темнело в глазах и перехватывало дыхание. И сквозь мутную пелену он видел лишь хитрый прищур и блядский рот, плотно обхватывавший его член. Он – что греха таить – пробовал. Как ни банально это звучит, на банане. И у него нихрена не получилось. Как можно протолкнуть в глотку предмет в два раза толще самого отверстия? Тацуя, казалось, таких проблем не испытывал: член Тайги то появлялся из его рта, то вновь исчезал, неумолимо затягиваемый в плотную горячую полость, и от каждого такого движения у Тайги съезжала крыша. После оглушительной вспышки оргазма стоять, прислонившись к стене, он больше не мог, а потому медленно сполз, тяжело осев на пол. Взгляд уловил белую струйку спермы на чужом подбородке – Тацуя любил глотать. Тайга неловко ткнулся ему в плечо и, сделав над собой титаническое усилие, стёр её большим пальцем. Сил просто не было.

– Я… не могу, – прохрипел он, имея в виду то, что если попытается пошевелиться, то останется и вовсе без конечностей – они отвалятся сами, не дожидаясь сигнала со стороны мозга.

– Нужно учиться, – неожиданно спокойно ответил Тацуя.

Тайга с трудом поднял голову.

– Учиться?.. – Даже сквозь шум молоточков, непрерывно стучавших у него в висках, он понимал, что сейчас речь пойдёт о чём-то важном.

– Нужно учиться преодолевать рвотный рефлекс, – раздельно произнёс Тацуя, словно речь шла о чём-то обыденном, вроде способности есть или спать. – Существуют же специальные методики.

Вспомнив о надетом на банан презервативе, Тайга покраснел. Он не хотел посвящать друга в такие подробности своего сексуального образования, но врать не мог.

– Я уже пробовал, – запинаясь, признался он. – Но…

Тацуя едва ли не снисходительно взлохматил ему волосы и словно прочитал его мысли:

– Сначала нужно пробовать на чём-нибудь не слишком… широком. Например, можешь ли ты ввести в глотку палец? А два?

– Этим способом пользовались древние римляне, – буркнул Тайга. Он не сам был таким умным – однажды услышал от Куроко. Кажется, речь шла об особенностях итальянской кухни.

Откинув назад голову, Тацуя рассмеялся своим заливистым смехом. Тайге нравилось слышать этот смех, а потому он не обиделся. Что ж, каждому своё. Тацуя перестал смеяться и сказал – на этот раз совершенно серьёзно:

– Я имел в виду, что нужно приучать себя постепенно, Тайгер. Сначала палец, потом два, потом три – а потом ты сможешь повторить то, что делаю я.

Глядя ему в глаза, Тайга вдруг отчётливо понял, что действительно этого хочет. Хочет ощутить, как напряжённый, бархатистый на ощупь член Тацуи гладко скользит ему в глотку. Как сильные пальцы до синяков впиваются в плечи, а откуда-то изнутри прижатого к губам живота поднимается сладкий протяжный стон…

– Что нужно делать? – медленно спросил Тайга.

– Для начала ты мог бы попробовать взять в рот палец… только осторожно, не порань горло…

Тайга задумчиво оглядел расслабленно лежавшую у него на колене кисть. Пальцы Тацуи были длинными, но не тонкими – не тоньше, чем у самого Тайги. На безымянном пальце правой руки Тацуя носил кольцо – не то, детское, купленное с уличного лотка, а настоящее, тонкий ободок из палладия, подаренный Тайгой на очередной день рождения. Тацуя никогда его не снимал. Шальная мысль закралась Тайге в голову. Рвотный рефлекс, значит?.. Он взял руку Тацуи в свою и лизнул кончик его пальца. От неожиданности Тацуя вздрогнул, но тут же расслабился. Некоторое время Тайга водил по ладони Тацуи языком. Солоноватый вкус и слабый мускусный запах странно успокаивали. Ему нравилось. Хотелось провести вверх – от часто-часто бьющейся жилки на запястье, до сгиба локтя… Тайга одёрнул себя. Дело есть дело.

Взять в рот палец оказалось гораздо легче, чем целый банан, но даже несмотря на это почти сразу стало неприятно. Тайга подождал, пытаясь привыкнуть, и действительно – через некоторое время задняя часть его языка словно сдалась, тошнота отступила, позволив насадиться глубже. Тацуя с интересом следил за его манипуляциями, но руки не отнимал. Когда Тайга, наконец, освоился, и даже обвёл языком захваченный палец, Тацуя вздохнул и, откинувшись на стену, закрыл глаза. Осмелев, Тайга попробовал пойти ещё дальше: и губы наконец коснулись тёплого металла. Теперь это было вопросом техники. Главное, постараться отвлечь Тацую от того, что он делает… и, кажется, насчёт этого у Тайги появилась одна идея…

Когда Тайга выпрямился, держа в зубах кольцо, Тацуя уже стонал сквозь закушенную губу: почему-то для него было важным оставаться до конца сдержанным. Рука Тайги, хоть и не такая умелая, как рот Тацуи, за всё то время, что они провели вместе, вполне научилась искусству извлекать из Тацуи звуки. И теперь он тяжело дышал, откинув голову Тайге на плечо, а на его виске быстро-быстро билась синеватая жилка. Тайга прикоснулся к ней губами, и Тацуя наконец выгнулся, изливаясь в его ладонь.

Когда он, наконец, справился со своим дыханием, Тайга протянул ему добычу. Тацуя хмыкнул:

– Ты талантливый сукин сын, Тайгер! Всегда им был. Твёрдая пятёрка. Если так пойдёт и дальше, то скоро ты сдашь предмет экстерном!

URL комментария

[Гость]

Пишет Гость:

10.03.2014 в 17:05

Дане, 262 слов

20. Хочу: Кагами/Аомине/Кисе, порнуху, Аомине строго снизу, можно немножко юмора

– Эй, полегче! – недовольно воскликнул Аомине. Кажется, Кисе заехал ему локтем в глаз. Торопливое «Ну прости, ну прости, Аоминеччи!» и низкий рык, заглушённый поцелуем, подтвердили мимолётную догадку, но не заставили заострить внимание на подробностях. Пот заливал ему глаза, Кагами мерно двигался, с каждым движением всё больше приближаясь к разрядке. Нужно бы притормозить, но его всегда упрекали в отсутствии воображения. Перед глазами замелькали чёрные точки, и Кагами кончил, на секунду навалившись на сильную смуглую спину, скользкую от пота, как и его собственная. Он опомнился прежде, чем Аомине его скинул. Кисе полулежал на боку и с видимым наслаждением вылизывал смуглый живот. Ну уж нет! Так ему самому ничего не достанется! Превозмогая туман перед глазами, Кагами разогнулся и тоже лёг на бок, увлекая Аомине вниз, на кровать. Кисе понял с полуслова и тут же оказался рядом, помогая Аомине перевернуться. Член Аомине блестел от смазки и чуть дрожал. Расфокусированным взглядом Кисе обвёл распростёртое перед ним тело, но выбор сделал правильный: потянулся к губам. Кагами удовлетворённо хмыкнул и спустился вниз. Больше всего ему нравился самый первый момент: сдавленный стон, непроизвольно рвущийся из горла Аомине, когда его член обволакивало чужое горло. Можно сказать, Кагами ради этого и научился глубоко забирать. Ради этого, а также из врождённого чувства справедливости: если не можешь дать в задницу, так хотя бы компенсируй тем, что можешь. Насколько Кагами знал, Кисе в задницу давал, хоть и не ему. Ну и ладно – пусть с ними. Зато сейчас он чувствовал, как напрягаются витые жгуты мускулов под его руками, как неуправляемая сила поднимает, изгибает в оргазме гибкое, совершенное тело и как руки Аомине сжимаются у него в волосах.

URL комментария

[Гость]

говорят, среди исполненных потерялся арт с трехочковым броском Мидоримы
вот этот

Пишет Гость:

11.03.2014 в 01:17

Хочу: арт Мидорима, трехочковый свадебный букет.

и кто поймал

Прости, заказчик, не получилось серьезно подойти к делу)

URL комментария

[Гость]

Пишет Гость:

12.03.2014 в 23:28

Хочу: Аомине/Кагами/Куроко. ЕR, совместные выходные, уют и взаимопонимание. За Куроко как буфер в отношениях Аомине и Кагами буду особенно благодарен


Тайга начинает просыпаться от того, что на грудь наваливается непосильная тяжесть. Пытаясь ее спихнуть, он получает меткий и сильный удар локтем под ребра и окончательно выпадает из сна.
Сбрасывает с себя похрапывающий кокон.
В комнате жарко - неудивительно, учитывая, что гостиная Тайги не особо предназначена для сна трех человек. И окна пришлось закрыть, потому что кого-нибудь могло продуть. А кондиционер сломался на прошлой неделе, но во время Национальных у Тайги совсем не было времени заняться им, а потом у него был отходняк.
Надо бы проветрить, думает Тайга и на мгновение прикрывает ресницы.
Он просыпается от очередной потери возможности дышать - и удара коленом в живот.
- Ты что, как собака, бегаешь во сне? - ворчит Тайга, снова спихивая с себя кокон. Кажется, теперь там уже два одеяла, как будто в комнате холодно.
- Сам ты как собака, - слишком четко для спящего отвечает Аомине - сквозь оба одеяла звучит глухо. Тайге приходится почти разрушить его кокон, чтобы посмотреть на безмятежную рожу.
Нет, спит.
Тайга пытается отобрать у него хотя бы свое одеяло, естественно, безуспешно. И спать больше не хочется. Точно нужно проветрить.
Он поднимается на ноги, но не успевает шагнуть к окну - каким-то чудом среагировавший Куроко цепляется за штанину пижамных брюк.
- Если ты уйдешь, он раздавит меня, - совершенно серьезно говорит Куроко. Угроза реально существует - из-за этого Тайга и спит посередине, когда они остаются втроем: Аомине мало одного футона, ему нужно забраться и на чужой, а если там уже кто-то есть, то ему не повезло.
- Я только окно открою, - Тайга все же пытается сделать шаг, отводя взгляд. Куроко слишком милый - заспанный и с диким беспорядком на голове, и уходить от него никуда не хочется.
Курого все еще держит его, но потом отпускает и протягивает руку.
- Тогда я хочу попить.
Тайге приходится поднять его на ноги.
- Не боишься потерять одеяло? Мое уже украли, - жалуется он в спину Куроко, прежде чем добраться все-таки до окна.
Аомине перестает храпеть и резко садится.
- У нас же матч! - выдает он. Расфокусированный взгляд находит Тайгу - выглядит так, будто сейчас они с Аомине телепортируются прямо на площадку.
- Он уже кончился, ты выиграл, - шепчет мгновенно оказавшийся за плечами Аомине Куроко, положив ладони ему на плечи. - Спи.
Аомине послушно укладывается и снова заворачивается в одеяла.
- Хотя я не могу считать то, что он сел за пятый фол через двадцать секунд после тебя, настоящим выигрышем, - безжалостно добавляет Куроко.
Тайга отмахивается от него - прошло целых два дня, достаточно, чтобы он уже не задумывался над этим.
- А если он запомнит, что меня уже победил, и пойдет в припадке лунатизма искать Кисе?
- Кисе! - тут же взвивается Аомине. - У нас же матч!
Куроко опускает на его лицо подушку.
- Бакагами, - читает Тайга по его губам. Куроко собирается сказать что-то еще - но Аомине ловит его за руку и роняет.
- Какого черта вы меня разбудили?! - он почти рычит.
Тайга возвращается на свой футон как можно быстрее.
- Это ты всех разбудил, Аомине-кун, - выговаривает Куроко. - Ты собирался на матч.
- Какой, к черту, матч?! Все же кончилось, - Аомине зевает, укладывая Куроко между собой и Тайгой.
- Твое подсознание протестует, Ахомине, - важно говорит Тайга. - Это, наверное, потому, что ты прои...
Теперь подушка оказывается на его лице.
- Спите уже, - говорит Куроко, перебираясь через него. - Всего четыре утра.
Тайга ловит его наощупь, прижимает к груди - в ту же секунду Аомине спихивает с него подушку.
- Поцелуй на ночь! - потребовать получается хором.


URL комментария

[Гость]

Пишет Гость:

20.03.2014 в 04:37

Слоууууисполнение на репку. Извиняюсь, школьные фестивали не очень люблю, так что взял второй вариант, но в итоге вышло как обычно совсем не то, что планировалось

Хочу: аокисе, тейко-таймлайн, школьный фестиваль, Кисе подбивает Аомине "помочь" Момои с Куроко. В итоге в неловкой двусмысленной ситуации оказываются Аомине и Кисе, Куроко троллит.
или
аокисе, они время от времени играют один на один. Аомине ловит себя на том, что, хоть он и продолжает демонстрировать "снисходительность", ему нравится проводить время с Кисе, и хочется не только играть вместе.

— Хочешь попробовать? — спрашивает Аомине, вытирая майкой текущие капли пота. Солнце давит на затылок, жара совсем не апрельская всю последнюю неделю.
— Что? — Кисе тормозит, будто споткнувшись об Аомине взглядом, и рассеянно, не целясь, кидает трехочковый. Мяч облизывает кольцо и падает — снаружи.
— Я видел, как ты тренировался вчера вечером. Хочешь попробовать этот прием?
Кисе смотрит в ответ странным рассеянным взглядом и молчит слишком долго — по крайней мере, на взгляд Аомине.
— Ты приходишь посмотреть, как я тренируюсь, Аоминеччи? — говорит он через секунду, но выражение уже собранное, совершенно закрытое. — Это так мило.
Что-то не так в их разговоре, Аомине чувствует это, как дикий зверь, загривком и сведенным животом.
— Я просто заснул в подсобке, — роняет он равнодушно и подбирает мяч. Его потертая поверхность греет пальцы, и Аомине рассеянно перекидывается сам с собой, потом швыряет мяч Кисе. — Если ты хочешь чего-то добиться, надо играть с кем-то. Не важно, насколько ты хорош наедине с кольцом, все это бесполезно во время матча, когда вокруг тебя твоя команда и команда противника.
Аомине преодолевает разделяющее их расстояние в один шаг, и ему кажется вдруг, что воздух вспыхнул. Кисе переступает на месте, мяч мелькает в его руках, но Аомине не смотрит на его руки, только в улыбающееся горящее лицо.
Это первое, чему научился Аомине, играя в баскетбол, — выбрать открытую точку противника, ту точку, которая не врет. У кого-то это ноги, у кого-то локти, у кого-то колени или плечи. Глаза Кисе не способны солгать Аомине. За секунду до броска они сообщают обо всех намерениях.
— Я говорил тебе, что ты выдаешь себя взглядом? — мяч упруго подрагивает в ладонях, будто живое существо. Аомине мог бы сейчас обойти Кисе, мог бы забить за три с четвертью секунды, но он стоит и долбит мечом об пол.
— Прости, Аоминеччи, я все время забываю, — Кисе улыбается, его брови приподнимаются, он весь — воплощенная вина. Только глаза цепкие, внимательные. Аомине кажется, что в зрачках что-то двигается.
— Придурок, — бросает он беззлобно и отступает к самому кольцу. В следующую секунду они уже вертятся вокруг друг друга. Воздух вскипает. Аомине чувствует это всей кожей, мяч обжигает подушечки пальцев. Этот жар наполняет взгляд Кисе, а больше в нем нет ничего.
Не за что уцепиться.
Аомине почти не удивлен, когда рука Кисе перехватывает мяч, выводит его из-под ладони, задевая пальцы, оставляя на коже пылающий след. Ломается привычный ритм, отлаженный механизм сбивается с хода. Аомине цепляется взглядом за плечо Кисе, за его напряженную шею, проваливается на секунду в черный-черный зрачок, а потом ныряет под этот локоть, скользит, почти касаясь щекой напряженной спины Кисе, чувствуя жар его кожи, запах свежего пота.
Мяч снова обжигает руку.
Это как держать горящую головешку — из руки в руку, двигаться-двигаться-двигаться, чтобы не сжечь ладони дотла.
— Вау, Аоминеччи, — Кисе стоит рядом, согнувшись. Дышит, захлебываясь, смотрит из-под челки, как мяч падает в кольцо. С кончика носа падают капли пота. Кажется, они должны испаряться, не долетая до асфальта, так Аомине жарко. — Это было очень круто.
— А то, — Аомине запрокидывает голову, улыбается в небо. Ему удивительно легко. Так легко, как будто... ну как будто он все еще играет в баскетбол, несется с мечом к корзине. Раньше только баскетбол и рождал внутри это ощущение невесомости. Теперь то же можно сказать о Кисе Рёте. — Это тебе в камеру лыбиться.
Он ждет возмущения, но его нет.
— Давай еще, — Кисе чуть склоняет голову, смотрит на мяч. Аомине подбирает его и сует в сумку.
— Нахрен. Я подохну сейчас, жара адская, — у него внутри все та же легкость. — Пошли-ка по домам.
Раньше они расходились сразу после тренировки, но сейчас Аомине ждет, засунув руки в карманы. Кисе ничего не говорит, его густое подрагивающее молчание можно потрогать рукой. Они стоят так близко, что Аомине чувствует взгляд Кисе почти как касание. Он скользит по виску, по скуле. На миг задерживается на губах. С горлом Аомине что-то не так. Он силится вытолкнуть сквозь него воздух. Хрена с два.
Воздух вспыхивает в легких, когда Кисе целует его. Губы горячие, спекшиеся, соленые — Аомине высовывает кончик языка, чтобы убедиться. Ладонь Кисе ложится на затылок, гладит волосы, перебирает влажные пряди, и Аомине все глотает и глотает вкус и запах его кожи.
Это почти как баскетбол. Сжимая ладонями жесткие бока Кисе, Аомине чувствует, как жжет пальцы, будто держишь головешку и надо двигаться-двигаться-двигаться...
Кисе горячо дышит в щеку. Глядя в его шальные, пляшущие глаза, Аомине облизывает губы.
— Какого хера это было? — из горла вырывается странный незнакомый сип.
Он не ждет ответа, но Кисе улыбается.
— Хотел попробовать.


URL комментария